Афоризм из трилогии "Борьба с собой" (Преддверие войны -- Песнь Синей розы -- Огненный клинок)

Сильные люди синдромом бешеной шиншиллы не страдают.
(С) Гурий. (Песнь Синей розы)

Когда-то жить мирной жизнью было привычно, и давно приелось. Но теперь - один спокойный день - и то - роскошь.
Хотелось бы вспомнить, как все начиналось...

- Ба-атюшки, я уж забыл какая эта дверь маленькая! – усмехнулся Гурий, потирая лоб.
- Ой... - старуха в белом переднике так и присела на пыльный пол возле печи. Маленькая и худенькая, она смотрелась рядом с сыном по меньшей мере комично. Но только до того момента, когда опомнилась. Кристина, поджав губы, несколько мгновений наблюдала за сыном, и была, казалось, готова снять с него голову. Затем просто подошла и попыталась обнять. Всё это время она кроме невольного «Ой» не проронила ни словечка

Худая, болезненно-бледная девушка прошла следом за Гурием. Земфира испуганно присела на лавку и постаралась быть как можно более незаметной. Ей хотелось прижаться к лекарю, обнять его за шею и поцеловать. Но при суровой будущей свекрови девушка-мышка просто не решалась этого сделать. Обнять, пока не обнимет он, поцеловать пока он не поцелует.
Внутри пахло как-то очень по-домашнему – похлёбкой, целебными травами под потолком, немного дымом, немного жареным луком... - всего понемногу. Земфире вдруг вспомнился ее собственный родной дом, перед глазами встали как живые мать, брат, зашибленный когда-то плугом отец...
По крайней мере ей так говорили. Самой же Земфире больше верилось что смирная кобылка могла взбрыкнуть и просто-напросто убить отца копытом...

Неловко погладив встрёпанные волосы матери, Гурий опустился на скамью рядом с невестой в мрачноватом молчании. Заметив, что у Земфиры глаза на мокром месте, Гурий обнял ее и строго зыркнул на сестру, Когда Кристина принялась пытаться посадить сына во главе стола, он только отмахнулся:
- Мы не на званом обеде у лорда чтобы регламентировать места. Если уж тебе хочется занять отцово кресло – садись сама, а я займу его, когда у меня будет сын, – отчеканил лекарь, продолжая обнимать невесту, на которую некстати нахлынули воспоминания.
- Айлин! – прогрохотала Кристина во всю мочь легких. Земфира всхлипнула и зарылась носом в плечо мужа. Сестренка Гурия вздрогнула и выронила булочку, которую хотела дать Земфире.
- И с этой чёртовой гарпией я буду жить? – всхлипнула магесса.
- Ты будешь жить со мной, – мягко сказал Гурий, утирая слезы, невольно выступившие на личике Земфиры.
Чёртова Гарпия, она же Кристина Грегор развернулась и увидела Земфиру, наконец, не краем глаза. Чёрные очи недобро сверкнули. Точно такой же злой взгляд Земфира видела у Гурия, когда кто-то осмеливался обижать ее.
- Потаскушка, – процедила Кристина, с грохотом ставя котел с супом на середину стола. Часть похлёбки расплескалась. Гурий поморщился, когда несколько капель всё-таки угодили ему на лицо. Суровая морщинка тут же разгладилась, когда Земфира утерла капли своим платком, попутно как бы ненароком шутливо дёрнув жениха за нос. Маленькая девчонка, пристроившаяся по левую руку от Гурия весело хихикнула.
- Мать, я даже тебе не позволю обижать мою невесту, – отрубил лекарь, обнимая Земфиру. Та блаженно зажмурилась, словно кошка.
- Невесту?! – пискнула Айлин. В следующий миг она с чрезвычайно довольной физиономией забралась под стол. Оттуда донёсся приглушенный хохот.
- Вылезай из-под стола! – вспылил Гурий, на секунду беря сестру на руки. Вытащив юркую девчонку из-под стола, он усадил ее рядом с собой и придерживал за ворот, пока она не успокоилась. Но как только она это сделала, Гурий скорчил рожицу, заставившую сестрёнку снова прыснуть.
- Невесту?! – взвизгнула мадам Кристина. Но в отличие от дочери в ее голосе не было никакой радости за сына.
Гурий не ответил. Только крепче прижал к себе Земфиру.
Буря, поднявшаяся в доме, прошла мимо Гурия и Земфиры. Лекарь сидел, обнимая невесту, и не обращал внимания на визг матери. Только когда у почтенной дамы закончились грабвильские ругательства и она перешла на родной тревертонский – Гурий прижал к себе еще и сестренку, закрывая ей уши.
Когда тайфун ураган и цунами в одном хрупком теле чересчур уж затянулись – Гурий не выдержал и тихо-тихо сказал:
- Замолчи, женщина.
Кристина еще несколько секунд продолжала бушевать, но потом, видимо до нее дошли слова сына.
- Твоими ругательствами только шиншилл в лесах распугивать, – продолжал Гурий ледяным тоном, – На, выпей и сядь спокойно. Выслушай меня.
- Как скажешь, Гурий, – с плачущими нотками в голосе проговорила Кристина, выпивая успокоительное.

- Вот рыдать тут не надо. Подберись и слушай внимательно. Все решено. Мы считаем, что тянуть дальше глупо. Пойми, я не красный крикливый младенец, которого ты двадцать три года назад приложила к груди. Я взрослый, мать. Я занял высокий пост. И уж хотя бы поэтому могу сам распорядиться своей судьбой.
Земфира сидела, словно кол проглотила. Сейчас эта чертова гарпия запретит Гурию даже думать о женитьбе...Только вот выгнать образ Гурия из головы будет очень трудно... Земфира готова была заплакать как маленькая девочка. Но неожиданно чьи-то маленькие теплые пальчики сомкнулись на ее кисти.
- Не бойся. Мать тут власти не имеет – прошептала Айлин, – Если Гурий тебя любит – она сломается, – ручонки сестры Гурия легли Земфире на плечи. От чувств малышка чмокнула девушку в нос, и Земфира нашла в себе силы улыбнуться смешной открытой малявке.
Кристина примолкла, осознавая услышанное. Старший сын всегда был дерзким и острым на язык. Но умным и... сейчас он был чертовски прав. Кристина кивнула, уже готовая согласиться.
Со двора донесся дикий пьяный хохот, и, держась друг за друга, ввалились Тед и Джонатас. Братья были ровно на год младше Гурия, но это не мешало им напиваться, когда Гурий оставался трезв, и выпивать вдесятеро больше, когда он был пьян.
- И тогда я ее... - вещал в стельку пьяный Тед. Джон приветствовал излияния души брата громким пьяным гоготом. Земфира скуксилась как от боли, Айлин уползла под стол. Воинственная мадам Кристина прикрылась суповым котлом.
Гурий вздрогнул всем телом от густого и удушливого запаха перегара.
- Молчать! – прикрикнул лекарь на братьев, – А ну заткнулись оба, пьянчуги!
- Молчи в тряпку, – отрезал Джон, усаживаясь напротив Гурия, и водружая на стол ноги.
Теодор смерил старшего брата надменным взглядом пьяных глаз. Ничего не понимая он уселся рядом с Джоном, и, пофыркивая уставился на Земфиру.
- Гурий, ну ты аки девица! – протянул Тед насмешливо, в то же время, пожирая глазами Земфиру, – Чего покраснел-то, у самого невеста!
А багровел Гурий отнюдь не от этого. Его просто злила манера Джона класть ноги на стол.
Повторения приказа убрать ноги со стола Джон не слышал. Он нередко переходил известные пределы, пользуясь отходчивостью брата.
Гурий побагровел еще больше. Здесь они с матерью всегда были солидарны.
- Ноги со стола! – в третий раз повторил он.
- Да, ноги со стола! – фыркнул Тед. водружая свои лапы рядом с ногами Джона. Братья расхохотались. Гурий выдохнул. Братья явно нарывались на грубость, а терпение у лекаря медленно кончалось, утекая как песок сквозь пальцы.
- Ну, всё! – Гурий сжал кулаки, – Свататься пешком пойдете, а я на вас посмотрю.
Угроза подействовала на дражайших пьяниц как всегда. Мигом убрав ноги со стола, они уставились на старшего брата взорами побитых собак. И заскулили, казалось, точно так же:
- Извини... Мы больше так не будем!
Минуту Гурий думал, прощать ли эти бочки с элем. По лицу Джона катился пот, он всегда ненавидел «тот самый» взгляд старшего брата, которым он бил не хуже чем рукой. Нет, кулаками Гурий никогда не махал, но взглядом пристыдить умел. Будь Джонатас Грегор псом, он бы точно прижал уши и заскулил. Рядом ежился, точно так же поскуливая, Теодор.
- Ну прости... - уставился на Гурия умоляющим взором Тед.

- Я подумаю над этим вопросом. Мать, принеси воды. Наших дорогих пьянчужек следует отрезвить.
Мать поставила перед младшими по деревянному кубку и налила в них колодезной воды.
- Не-не-не! Не в чистом виде! – усмехнулся Гурий как всегда, когда пьянчуги потянулись к кубкам. Порывшись в своей довольно объемной сумке, Гурий извлек какой-то порошок, и, сыпанув по щепотке в кубки, протянул братьям запенившуюся жидкость.
- Яду сыпанул, – скривился Джон, – отравить нас хочет, гад.
Земфира встревоженно покосилась на Гурия, затем на Джона, ожидая развязки. Неужели между братьями царит такой раздор, что Джонатас готов подозревать Гурия в отравительской деятельности? Тед отважно осушил кубок, встряхнулся и схватился за голову.
- Ты что сделал, пиявочник недоученный?! – окрысился Джонатас.
- Пей давай, пьянчуга, – огрызнулся лекарь, – Сейчас помучаешься себе, а завтра в поле выйдешь, как новенький.
- А как-то совсем без этого нельзя? – Теодор держался за виски, пытаясь усмирить боль.
- Совсем без этого можно было бы, если бы вы напивались на праздник урожая, да и только. А вы в таверне просиживаете штаны целыми днями! – снова прорычал Гурий.
Земфира посмотрела на жениха с пониманием, и уважением. Не всякий бы выдержал присутствие в доме двух вечно пьяных мужиков.
- Это ты кого притащил? Побирушку с улицы? жалостливый ты наш! – Пропел Тед, уставившись на Земфиру. Приподнявшись с лавки, приблизил свое лицо к лицу Земфиры. Магесса поморщилась, когда их носы столкнулись. Девушка бессознательно нашарила руку Гурия и вцепилась в нее, ища защиты.
- А ничего так. Сколько дней отмывал? – Тед заржал, довольный остротой.
Глухой шлепок разрушил наступившую тишину, и Тед со стоном опустился на место, держась за щеку. Земфира прижалась к Гурию, но невольно отпрянула, когда лекарь заговорил – вся мягкость из его голоса ушла, теперь в тоне звучало железо.

- Если кто-нибудь из вас. Еще раз оскорбит Земфиру – я за свою сдержанность не ручаюсь.
Земфира, закусив губу, наблюдала за перепалкой братьев. Это все из-за нее? Право же, не стоило! Обняв Гурия за талию, девушка осторожно потянула его на себя, заставив сесть. Гурий устало прикрыл глаза, и Земфира осторожно сжала под столом его руку.
- Тед всегда такой завидущий. Он просто завидует Гурию.
- Почему? – Земфира горько ухмыльнулась.
- Потому что ты очень красивая, прямо как Джейми Сингл, – восторженно выдохнула девчонка, – И умная такая же, я это по глазам вижу.
Земфира мило покраснела, и прижалась головой к сильному плечу Гурия. Осторожно, чтобы не слишком побеспокоить его, и не вызвать новой порции вздохов близнецов.
- Жрать давай, – вякнул Тед. Его сейчас занимал лишь суповой котел. Потянувшись к нему ложкой вперед старшего брата, Тед огреб подзатыльник от матери. Зло на нее посмотрел. Весь взгляд парня выражал одно: не маленький уже, подзатыльники мне отвешивать, просто кушать уж очень хочется, а Гурий не торопится объявлять обед начавшимся.
-Не жрать, а кушать – возмущенно пискнула Айлин. Ей тоже хотелось поскорее поесть и пойти гулять, но что-то обед запаздывал.

Земфира же тем временем с интересом оглядывала обстановку. Типичная для дома петерианцев: иконы изображающие Смотрящую в окружении святых, целая стена забитая дощечками с приклеенными рисунками, совсем уж непонятные круглые штуковины... Юная магиня долго вспоминала что это, и внезапно ее осенило: обереги! Учитель частенько рассказывал, что амулеты на защиту дома вырезает старший сын, и если он этого не может – то это великий позор для семьи.
Земфира посмотрела на Гурия с уважением. На все руки мастер, подумалось ей.
«Интересно, куда девают амулеты, когда рождается новый наследник?»

Кристина вздохнула: над котлом больше не клубился аппетитными завитками пар, похлебка остыла, и наверняка уже не была такой вкусной, как только что вынутая из печи. Кристина чуть не заплакала от обиды.
- Позвольте мне, – тихонько вызвалась Земфира, положив руку на круглый бок котелка. Между ее пальцами и стенками котла промелькнула золотистая, как огненная, искра.
Айлин восхищенно выдохнула, когда над котелком заклубился пар. Кристина цокнула языком, Тед и Джонатас сохраняли ледяное молчание и каменные выражения на лицах.
- Маг... - прошептала Айлин, – Как в легендах...

Земфира не знала, почему, но это заставило ее покраснеть еще сильнее.
Может потому что горячая рука Гурия сжимала ее ладонь, а может потому, что хоть одному из членов этой безумной семейки она пришлась по нраву. Пусть Айлин еще мелкая, но это не мешает ей видеть суть. Дети часто видят то, чего не дано видеть взрослым, так подумалось Земфире.
Похлебку умяли в полном молчании. И если Гурий и Земфира старались есть как нормальные люди, то Айлин и Тед не гнушались прихлебывать через край, расплескивать суп. Гурий болезненно поморщился.

- Цацы столичные – захихикал Джон, утирая усы, мокрые от похлебки.
- Свинья деревенская – огрызнулась Земфира и вцепилась в руку Гурия, зная, что добром такое огрызательство не кончится.
- Поосторожнее в выражениях, деточка! – сладким голосом пропел Джонатас. Земфира взвизгнула, когда широкоплечий крестьянский сын начал медленно подниматься из-за стола.
- Усядься на место, – прошептал Гурий, но в этом шепоте как будто прогремели отдаленные раскаты грома.
- И не подумаю – хамливо вздернул брови Джон.

Земфира взвизгнула, видя, как Гурий тоже поднимается из-за стола,
-Мальчики, мальчики, может не надо? – в голосах Земфиры и Айлин послышались плачущие нотки. Гурий слегка отступил, не намереваясь вступать в драку с родным братом, делая упор на свое старшинство и высокий рост, он пытался отбить у низкорослого Джона охоту драться.
Послышался глухой удар и Гурий взвыл от боли. Пудовый кулачище брата заехал лекарю по челюсти. Земфира завизжала на пронзительной ноте, и ланью выскочила из дома. Неловко выпрыгнув, магиня перевернула лавку... Айлин заверещала, охнула Кристина, а Джонатас отшвырнув стол мощным толчком, придавил Гурия к стене. Остатки супа выплеснулись на балахон Гурия, удар краем отлетевшей от мощного толчка столешницы пришелся по ногам, но и Джону от фурнитурного орудия перепало – массивная ножка стола чиркнула ему по ноге, и из царапины ниже колена засочилась кровь. Остов стола, сделав пол-оборота на боку – завалился на раму.
Кристина, прижавшись к печке, наблюдала за разгромлением дома, не решаясь вмешаться. Джон еще не до конца протрезвел, и если он ухитрился так толкнуть стол, что он разлетелся на части – что будет с ней, маленькой старушкой, если он так же швырнет ее на стену? Голова отлетит, не иначе.
Айлин, взлетев по лестнице, с высоты пяти ступенек наблюдала за побоищем. Еще раз тоненько взвизгнув она уставилась на рану на ноге Джонатаса, на как-то зловеще лежащего без движения Гурия...

- Убил!! Дрянь, гадость! – Айлин, забыв обо всем, спрыгнула с лестницы, и, подлетев к Джону начала молотить его кулачками. При этом девчонка содрогалась всем телом, слезы текли у нее по щекам...
Получив особо болезненный тычок, Джонатас протрезвел. Отшвырнув с дороги остов стола, на негнущихся ногах подбежал к брату. Тот постанывал и не шевелился, глаза заволокло какой-то пеленой.
- Гурий?! А ну не пугай нас! Хоть Айлин не пугай, раз меня с матерью тебе не жалко! – Джон склонился над Гурием, тот посмотрел несчастными глазами и сделал попытку кивнуть. Оперевшись на руки сначала сел на пыльном полу, чихнул и уже более осмысленным взглядом оглядел семейство.
- Я в порядке, если ушибленные ноги не считаются – проговорил Гурий.
- И судя по виду твоему – ушибленная башка, – произнес Джон, со стоном опускаясь рядом. Но в голосе не было ехидства, только беспокойство.
- Короче так, женщины... и Джон. - Гурий через силу встал и огляделся, прикусил губу, чтобы не заорать от боли, но слезы выступили на глазах. Гурий ненавидел себя - такого, похожего на мальчишку и остро чувствующего боль. Лекарь невольно покосился на брата – может это его боль?

А вот Джон своих слез не стыдился. Потирая разодранную ногу, он поскуливал, и слезы текли у него по щекам.
Айлин не знала что делать: то ли ей подойти и помочь, начать успокаивать братьев, то ли хихикать над тем, что она видела – взрослый мужчина плакал из-за царапины!
А вот Гурий понимал, что это не просто царапина. Она получилась даже глубже, чем ожидали бы они оба, и нельзя было за так поверить, что Грегор разодрал ногу о ножку стола, если бы не парочка заноз опасно близко к краю раны.

А присесть с бинтами и снадобьями было решительно негде, а комната Джона – под самой крышей...
- Давай-ка осторожненько! – засуетилась Кристина вокруг сыновей, – Джон, ты идти можешь, или мне позвать Теда?
Джон помотал головой.
- Не надо Теда, ради Смотрящей, Он не лекарь он не поймет!
Гурий фыркнул, и буквально ощутил, как шея у него идет красными пятнами.
- Тед поможет нам перенести тебя в комнату, желательно на кровать – тараторила Кристина, зыркая поочередно на обоих сыновей, а изредка одаривая дочку строгим взором.
Джон только гневно чихнул. Он бы с большей охотой согласился перевязаться и ночевать прямо на жестком пыльном полу, чем позориться перед младшим братом, пусть и близнецом. До Джона медленно стало доходить, как же он оплошал. Нахамил старшему, попытался приставать к его невесте. Уши у парня вспыхнули от стыда. Джон не сразу заметил, что Гурий встал и протягивает ему руку. Неловко оперевшись Джон встал, подскочил от боли на здоровой ноге и чуть не рухнул обратно. Но Айлин удержала его, обняв за талию.
- Спасибо – Джон взъерошил ей волосы. Встав на обе ноги достаточно твердо, хотя раненая дрожала и дергалась от боли, Джон попытался шагнуть. Конечность пронзила боль, и окончательно протрезвевший Джон рухнул в руки брата. Послышался смешок неунывающей Айлин и братья залились краской. Гурий быстрее пришел в себя,
- Так, придумал! Не бойся, Джон, обопрись на меня, сейчас мы такими вот улитками потащимся в мою комнату.
Джонатас поскуливая, одной рукой обнял брата за шею, оперся на него и как-то чуть расслабился. С самого детства всегда было так...

Лавки братья перевернули в пылу несостоявшегося боя, уложить Джона Гурию было негде, а переться с братом в обнимку по лестнице... Увольте! Лестница узка, в комнату Джона на чердаке вообще ведет приставная.
Не обращая внимания на боль в своих собственных отшибленных, ногах Гурий осторожно повел брата в свою комнату.
Двигались Грегоры не быстрее улиточки – Гурий старался вовсе не наступать на левую ногу, а Джонатас висел на брате чуть ли не мешком. Кристина, фыркнув, принялась елозить тряпкой по полу. Айлин, так же фыркнув, принялась высказывать свое мнение по поводу дома. До Гурия донеслось «Сломанную мебель вынести в сарай, а пока Гурий и Джон будут ее чинить – привести тут все в порядок!»
Одинаковые косые ухмылки перекосили лица братьев. Хороши же из них мастера сейчас, с израненными ногами!
Неловко отперев дверь своей комнаты, Гурий приказал:
- Садись, Джонтес-мученик.
Джонатас покорно уселся на кровать и скинул башмак с раненой ноги. Закатал порванную штанину.
- Ну и стол у нас... Кто ж его обстругивал? Ошкурить-то забыл! – поджал губы Гурий, разглядывая братнину рану.
- Ну... Тед... - мрачно ответил Джон, выпивая обезболивающее.
- Тогда все ясно – в тон брату отозвался Гурий, поддевая первую занозу обожженной на свече иглой.
Джон зажмурился, ожидая боли, но пока все было просто неприлично хорошо. Так хорошо, что давало повод ожидать огромной боли в будущем.
Осмотрев косую рану на правой ноге брата, Гурий скривился, как будто это он сам оцарапался.
- Драться больше не полезешь?
- Не полезу. Слушай, извини брат, я это как-то спьяну... А тут еще Тед за голову схватился, вот я свою собственную голову и потерял. Не знаю, о чем тогда думал, вино в голову кинулось. Простишь?
Гурий хмыкнул, накладывая на царапину компресс из рубленых листьев. Кашица приятно холодила рассеченную кожу, и Джон закрыл глаза. На полу растекалась небольшая лужица,
появившаяся после промывания раны.
- Прощу, куда я денусь. Брат все-таки.
- А есть что-то, что ты никогда бы не простил? Чтобы мне никогда этого не делать?
- Дезертирство, предательство, убийство. За такое я тебя порешу на месте.
Джонатас вздрогнул от тона брата. Джон был довольно труслив, не чета безрассудно-храброму Гурию, на то он и «Лев», старший сын в семье... С этими мыслями Джон откинулся на братниной кровати и заснул сраженный изрядной порцией макового молока.

Ну что за наваждение такое? Вот и взял отпуск для того чтобы провести его с Земфирой... А теперь – из родного дома организовалась лечебница какая-то. Вторая.
Гурий спал на топчане в своей комнате, на кровати он поместил брата. С первой же ночи гадкая царапина стала беспокоить Джона с каждым днем все сильнее. Вначале гордый Джон терпел, стиснув зубы, и только шипел, проклиная неошкуренную ножку стола. Потом он начал стонать ночами, но отказывался от того чтобы брат повез его в лечебницу.
- Не надо меня в город, не надо сюда никого, никаких твоих помощников! – бормотал Джон, находясь в полузабытьи от боли.
У Гурия дрожали руки от бессилия. За Джоном нужен круглосуточный глаз, а мать и Айлин, и даже Тед боятся притронуться к ране.
Джонатас мучился, но от того чтобы лечь в лечебницу отказывался наотрез.
- Вот придется мне отрезать тебе ногу... - мрачно ворчал Гурий. Как он ни старался, в сельских условиях невозможно было вылечить Джона. А рана была злокачественной, недаром Гурия еще тогда, два дня назад мучило предчувствие беды.
Братнина жизнь важнее братниной гордости – так решал для себя Гурий, но всякий раз сталкивался с двумя сторонами одной и той же проблемы – Сам Джон не мог идти, а вытащить его без помощи боящейся родни Гурий не мог.
- Оставь ты это дело, Гуриан, никому нет до тебя никакого дела! – кричали ему на улице деревенские.- И до твоего ублюдка-брата тоже!
Никому нет дела?! Джону есть дело до него, а ему – до Джона, и этого вполне достаточно! И Гурий держался за эту мысль, с упорством безумца продолжая свои попытки вылечить Джона.
- Смотрящая помилуй... - то и дело раздавались в доме обрывки молитвы. Джону становилось хуже с каждым днем.
Дошло до того, что на крики несчастного мужчины снимали шляпы, а женщины опускали головы. За учеником лекаря послали гонца. Но с деревенским шустриком явилась толпа народу, которую Гурий уж никак не ожидал увидеть – Земфира, матушка из столичного монастыря, Нолвенн - излишне полная одутловатая женщина с круглым добрым лицом и мягким нравом, кузнец Освальд, и окованная сталью военачальница (а эта-то что тут делает). Юная магесса забилась в уголок и тихо молилась. Нолвенн ходила вокруг печи, не отрывая взгляда от иконы Петера и выкрикивая низким гортанным голосом слова молитвы. Однажды она сильно взбесила Кристину – та разобрала «Упокой душу его» и взъярилась.
- За Джона будут бороться! – кричала она, перекрывая крики сына и грохот, доносящийся из спальни Гурия – И победят гадкую болезнь, а ты прикрой свой рот, церковная крыса! «Упокой душу его!» - передразнила Кристина - За свой упокой молись, если Джон умрет – плюнула мадам Грегор на подол черной мантии священницы.
Освальд же, едва поприветствовав друга, и отвесив поклон его матери – понесся в деревенскую кузню, как поговаривали – ковать гвозди для гроба. Ни у кого не было ни малейшей надежды, что Гурий справится с болезнью брата.
У лекаря от бессилия дрожали руки. Когда Джон во время очередной промывки прихватил его за воротник слабой от непрекращающейся боли рукой – у лекаря перехватило дыхание.
- Гурий... В моей комнате, на стене... кинжал... возьми его и убей меня. Сил моих больше нет терпеть это! – прошипев это едва слышным голосом – Джонатас снова зашелся криком от боли.
- Да ты ошиншиллел братик, – отрубил лекарь, напуская на себя ложное спокойствие, – Едем в город.
Шустрик-гонец Эш куда-то запропастился, вместе с Освальдом. Бабки шептались, что «Рыжий бес» нашел себе ученика и увез его в город.

Рыжим Бесом в деревне называли Освальда. Единственный рыжий среди одногодков и погодков, да еще и сын яковитов... Несмотря на прилепившееся к нему прозвище Освальд был известен как человек крайне мягкий и положительный. Прозвище поначалу обижало его, затем сердило, потом кузнец преодолел всю эту лабуду и стал отшучиваться фразами, вроде «А я был предназначен для того чтобы дружить с огнем».
Узнав о предательстве лучшего друга детства, Гурий вовсе потерял всякую надежду. Следующей деревню покинула священница – умер какой-то тревертонский князь, и следовало его отпеть по петерианскому обычаю.

Только Земфира и Руфия оставались рядом. Бабки с окраин прозвали даму-воительницу оборотницей, за то, что дама появлялась везде без своего фамилиара, а он – без нее.
Долго думала троица, пока прочие боялись подходить к Джону. Гурий не терял надежды, даже тогда, когда она уже угасла. Но подала идею Руфия.
- Гурий, промой рану еще раз, но не торопись накладывать повязку. Я придумала, как помочь – голос у всегда молчаливой воительницы был хриплый, низкий, точно рык разгневанного волка.
И было в нем такое... что заставило Гурия снять повязку с ноги брата, и снова промыть гадкую рану. Уже простое прикосновение причиняло Джону боль.
- Не вздумай накладывать никаких заклятий типа «силенции» - предостерег Гурий Земфиру – Пусть кричит. Если зажать ему рот станет еще больнее, я это знаю по себе.
Земфира молча кивнула. Заткнув уши, она неотрывно следила за тем как меняется взгляд Руфии, когда Гурий работает. Сейчас взгляд карих глаз дамы-воительницы был жестким, стальным, внушающим трепет и уважение. Как никогда верилось, что она – могучий воин, а все они, мирные граждане Тревертона и его окрестностей – под ее защитой. Сейчас верилось, что Руфия может сделать все, даже спасти умирающего Джона.
Умирающего, но еще не умершего.
- Помоги мне, Смотрящая, - забурчала дама-воительница – наставь на путь, помоги исцелить сына твоего... Не пали его огнем моим, но помоги дьявола из сей раны вывесть... Время Джонатаса Грегора еще не пришло, верни его назад, исцели, исцели, сохрани ему жизнь, во имя зеркал всех миров, тома судеб...
Гурий не слушал слов молитвы. Руфия водила руками над мерзкой косой царапиной.
- Держите меня, сейчас я упаду, – прошептала Руфия тихо-тихо.
К горлу Гурия подступил ком, и лекарь встал наготове за спиной воительницы, всего лишь в нескольких шагах.
Комната от пола до потолка озарилась зеленым светом, и успокаивающе замерцал огонь. Язычки зеленого пламени лизали рану. Земфира стояла с разинутым от изумления ртом, а Гурий едва подавил порыв отшвырнуть рыжую воительницу от брата. Неужели она сейчас сожжет его?! Нет, нет, нет!
- Стой! Что ты делаешь?! – голос лекаря предательски задрожал, когда взгляд задержался на лице брата, мертвенно-бледном в отсветах зеленоватого пламени.
- Это целебный огонь. Зеленый он неспроста, он зеленый как твои целебные травы, – сдавленным голосом проговорила Земфира, стуча зубами от холода, – Он берет силы и у Руфии, и у Джона. Мне понадобится работать с ними магией, чтобы они восстановились скорее. С Джоном уж точно.

- Целительный огонь, зеленый огонь... - медленно повторил Гурий. Слова эти оставались для него непонятными и незнакомыми, странными, и немного пугающими. Он знал, что если добавить в огонь соль – он посинеет, а если медь – станет зеленым. Сам частенько проделывал этот фокус в детстве, и мальчишки околотка считали его магом. А это просто было... знанием, смешанным с ловкостью.
Но огонь Руфии не был медным, синевато-зеленым, он был золотистым, скорее белым, чем цветным, переливался золотистым и зеленым на изломах языков пламени...
Дама-воительница ойкнула, и осела в объятия лекаря. В первый миг Земфира ревниво на нее покосилась, и одарила Гурия прожигающим насквозь взглядом, но потом вспомнила все, что происходило за последние несколько... Минут? Часов? Дней?.. и притихла.
Они оба и думать забыли следить за временем, не говоря уже о даме-воительнице, вовсе впавшей в транс.
За окном рассвет красил в золотисто-розовые цвета облака. Значит, прошло больше двух часов. Земфира тупо уставилась на посох в своих руках, затем на двоих бессознательных.
...Струи светлой магии устремились в Джонатаса, возвращая парня в сознание, потерянное им еще во время последней перевязки, так и не завершенной. Из бледновато-желтого его лицо вновь превратилось в загорелое до медного цвета. Парень улыбнулся подошедшему брату и взял егоза руку. Ничего особенного, но Земфира снова вспыхнула ревностью. Она боялась остаться одна, и не могла видеть, как кто-то кроме нее касается Гурия, держит его за руку, или обнимает – даже если речь идет о брате или лучшем друге. Или вот о спасительнице брата... Единственным человеком, который мог трепать и тискать Гурия, не вызывая у Земфиры припадков дикой безосновательной ревности была малышка Айлин. Наверное, потому что сама сестренка Гурия хорошо относилась к Земфире.
Магесса принялась колдовать над дамой-воительницей, не видя взглядов, которыми одаривали друг друга братья.
Взглядами давно не видевшихся старых друзей, привязанных друг к другу братьев...
- Спасибо что не послушался меня тогда насчет кинжала – тихо проговорил Джон, слабо улыбаясь брату. Я в долгу перед всеми вами. Особенно перед тобой, потому что ты верил, что я могу выжить.
- Меня не понять – улыбнулся Гурий – то я оптимист, то я реалист.
Широкая полоса белой кожи на ноге Джона напоминала о происшествии, но кому было до нее дело теперь?
- Эта женщина... Руфия Сингл? Дочь авантонского лорда, наша военачальница? – недоуменно расспрашивал Гурия Джон. Лекарь кивал, и удивлялся тому, что брат не помнит леди Сингл.

Когда они были еще мальчишками - они были на том турнире в честь рождения наследника престола – принца Виктора, как-то вот просочились, следом за какой-то знатной леди.
Статный, но невысокий рыцарь с мечом и алым щитом, на котором были изображены два скрещенных пылающих меча, сразу привлек внимание мальчишек. Он никак не назывался. Фантом,- так назвали его Гурий и Джон.
Этот фантом... своим мечом, длинным двуручным владел так же искусно как королевская гвардия – копьями. Тяжелый алый доспех, алый же шлем с забралом, полностью скрывающий лицо... Мальчики были покорены. Джон тогда ставил сто против одного, на то, что Фантом добьется места в гвардии, не ниже чем капитан гвардии Леонарда.
Но когда двоих лучших вызвали на финальный поединок...
Шлем с Фантома упал (он был явно слегка великоват, не по голове рыцарю), и весь честной тревертонский люд увидел, что это девушка девятнадцати лет. Рыжие волосы рассыпались по плечам. Исторгнув вопль на чистом авантонском девушка ринулась в бой. Вначале королевский гвардеец в синем пятился от нее, как от огня, но когда король Леонард, страстный любитель турниров и честных боев, раззадоренный неведомой девчонкой, стал из своей ложи обвинять своего гвардейца в трусости – тот не выдержал. Шквал ударов посыпался на девушку. Но искусная мечница отражала их иногда с натугой, иногда легко, будто бы сдувала пылинки...
- Это как, это что? – шептались знатные господа.
- Авантонцы вообще чудные люди, – перекрывая звон стали, и раззадоривающие выкрики с трибун, басом вещал какой-то мужчина, весь перевязанный, – Они своих детей с мальства военному искусству обучают. У них даже девице зазорно в чем-то парню уступать! А у нас... все через пень колоду, да простит меня Петер за такие слова! Вот поэтому-то...
Поток воспоминаний оборвался, но у Джона уже не было сомнений в правильности догадки. Он вгляделся в худое бледное лицо воительницы и понял – это она, та на чьем гербе два пылающих меча. Хотел было встать и, опустившись на одно колено поблагодарить за свое спасение, но две пары уверенных рук – братнина и дамы-воительницы – толчком уложили его обратно.
- Лежите. Отдохните. В вас слишком много боли, это видно сразу, – голос дамы-воительницы на миг оглушил его своей хрипотой, – лучше всего будет вам поспать,- женщина развела в воде щепотку порошка из каких-то листьев и протянула Джону чашу. С благодарностью приняв ее, Джон мелкими глотками выпил содержимое, и еще раз тихим голосом поблагодарив брата и даму-воительницу, проявивших о нем заботу, когда он так сильно в ней нуждался, заснул крепким сном без сновидений.